Мирча Элиаде
     
     
     Гадальщик на камешках
     
     Валерий Вотрин vvotrin@yahoo.co.uk
     "Гадальщик на камешках": Азбука; Спб.; 2000
     
     
     ISBN 5-267-00163-5
     
     Мирча Элиаде
     Гадальщик на камешках
     
     ***
     
     Его было видно издалека: он шел медленно по пляжу. У него была странная походка. Он ступал осторожно, опасливо, останавливался, пристально вглядывался в песок, словно что-то искал, потом вдруг менял направление и шел к морю, торопливо шагая по сырому песку, или резко сворачивал к дюнам, туда, где песок смешивался с глиной, а среди камней попадались колючие растения с бледно-голубыми цветами. Когда он подошел совсем близко, Эмануэль с изумлением понял, что это старик. На нем была летняя куртка, выцветшая, белесая, неопределенного цвета брюки, теннисные туфли и полотняная шляпа с загнутыми краями, издали похожая на матросский берет. Шагах в десяти от Эмануэля он остановился, провожая взглядом молодую пару: они только что встали со своего места и, набросив на плечи купальные халаты, шли вверх по берегу. Потом принялся ходить вокруг того места, где еще видны были следы лежавших тел, - осторожно, словно боясь разрушить что-то очень ценное. Наклонился, поднял камень, внимательно оглядел его, покачал головой и печально улыбнулся. Снова осмотрел следы тел на песке и нахмурился. Какое-то время он пребывал в нерешительности, играя камнем, подбрасывая его кверху, потом вдруг повернулся к морю и швырнул камень далеко поверх волн. Плюнул и направился к Эмануэлю.
     - Вы их знаете? - спросил он, указывая рукой на уходящую парочку.
     - Только в лицо. Это чета Вэлимэреску. Кажется, из Фокшень. Он, если не ошибаюсь, адвокат, а жена его учительница.
     - Жаль их, они так молоды, а когда еще и радоваться жизни, коли не в молодости?
     И он опять повернулся к морю и еще раз плюнул с досадой.
     - А что? - спросил Эмануэль. - С ними что-нибудь случилось?
     - Нет. Но непременно случится. Они пробудут здесь недолго. И уедут. Завтра-послезавтра...
     Эмануэль выпустил из рук книгу и с улыбкой взглянул на него.
     - Но ведь они только что приехали, - сказал он. - В прошлую субботу. И недели не прошло...
     - Они уедут, - решительно повторил его собеседник. - Получат телеграмму и уедут.
     - Какое-нибудь несчастье в семье, - равнодушным тоном произнес Эмануэль.
     - Нет-нет, совсем другое. Видите ли, они уедут вместе, но очень скоро расстанутся, и дальше он поедет один. И долго пробудет вдали от всех. Он и представить себе не может, как долго он там пробудет. Очень жаль, потому что оба они молоды. Они будут очень редко видеться, - как говорится, раз в год по обещанию...
     - Вот как! Возможно, вы и правы. Я заметил, когда разговаривал с ними, что он точно боится чего-то. Видимо, его пугает, что его призовут в армию.
     - Вот-вот! - воскликнул старик. - Поэтому они и уезжают...
     - Он говорил, что ему всегда и во всем везло. А вот с армией не посчастливилось. Он попал в противовоздушную оборону, и до поры до времени ему удавалось избежать призыва благодаря протекции и связям. Я почувствовал, что ему страшно...
     - Теперь ему этого не миновать, - сказал старик.
     - Два-три месяца в разлуке с женой... - улыбаясь, произнес Эмануэль.
     Старик решительно покачал головой:
     - Речь идет не о двух-трех месяцах. Я вам говорю: этот молодой человек долгие годы не сможет вернуться домой. Завтра-послезавтра начнется война, и, если он будет в противовоздушной обороне...
     - Начнется война? - переспросил Эмануэль. - Впрочем, что тут удивительного? Все об этом знают. Сегодня, завтра, через год, через дна, но войны не миновать...
     - У него все гораздо хуже, потому что ему придется жить в разлуке с женой еще до наступления войны. И долго...
     - Но откуда вам это известно? - спросил Эмануэль, резко вскинув голову и пристально глядя на него.
     Человек снял с плеч куртку, аккуратно сложил ее, оглянулся вокруг и сделал несколько шагов в сторону большого красноватого камня. Положил куртку на песок возле камня, вернулся и сел лицом к Эмануэлю, спиной к морю. Эмануэль протянул ему пачку сигарет.
     - Нет, спасибо, я давно не курю. А когда в молодости курил, то курил трубку. Я, знаете ли, долгое время был моряком, - добавил он. - Потом целых пять лет служил смотрителем на маяке в Тузле. А теперь я что-то вроде рантье. Но мне нравится жить здесь, между Тузлой и Мангалией. Я люблю Добруджу, - сказал он после короткой паузы. - Я Василе Бельдиман, внук Леониды Бельдимана, знаменитого Леониды Бельдимана, если это имя вам о чем-нибудь говорит.
     - Нет, признаться, - ответил Эмануэль смущенно.
     - Понимаю. Вы не из здешних мест. Семейство Бельдиманов - одно из самых старых в Добрудже. Знаменитый Леонида Бельдиман приходится мне дедом. Я еще застал и своего прадеда, Хаджи Антона. И должен вам сказать, этот дар был у всех в нашей семье, начиная с Хаджи Антона. Он был первым.
     - Какой дар?
     - Ах, - нерешительно произнес Бельдиман. - Как вам сказать? Это странный дар. Я говорю дар, потому что никто нас этому не учит. Просто так случается, что в двенадцать-тринадцать лет нам начинают нравиться камни. Так было и с моим отцом: в двенадцать лет он полюбил камни. Всякие камни - большие, маленькие, каменные глыбы, камешки... Камни всех видов. И однажды об этом узнал его отец, Леонида, и стал ему помогать. Но не могу сказать, что он учил его в полном смысле слова. Он просто научил его читать...
     - Я не совсем понимаю, - сказал Эмануэль, напряженно улыбаясь.
     - Да, согласен, это может показаться странным. Странный дар. Как вам сказать? Есть люди, которые гадают по звездам, или на кофейной гуще, или на кукурузных зернах. Мы, Бельдиманы, гадаем на камешках...
     Гигантская волна с оглушительным ревом ударилась о берег и покатилась по пляжу. Бельдиман повернул голову, взгляд его задержался на детях, валявшихся в морской пене, он улыбнулся.
     - Возьмите, к примеру, вашего приятеля Вэлимэреску и его жену, - сказал он. - Когда я их увидел, они показались мне молодыми и счастливыми, и мне захотелось узнать, что готовит им будущее. Я осмотрел место, где они сидели. Редко бывает, чтобы на песке не было ни единого камешка. А мне достаточно нескольких камней. На том месте, где сидел человек, или рядом. Иногда меченые камешки лежат довольно далеко от того места, которое избрал себе человек. Я ищу их глазами, а когда натыкаюсь на них, тотчас же угадываю, что случится. Угадываю по их форме, по остроте углов и их направлению, по цвету камня, потому что одна его часть темнее, другая светлее, ярче, третья состоит из разноцветных полосок. И вот я читаю по камешкам и узнаю, что ждет человека, который сел возле них или прямо на них. Потому что, как я понял, человек никогда не садится случайно. Каждый усаживается так, как ему на роду написано. Вы этого не замечали? Вот вы направляетесь к какому-то месту, вам кажется, что там красиво, и вы собираетесь там сесть, но вдруг замечаете, что рядом еще красивее. Вы садитесь, но вдруг понимаете, что вам там что-то не по душе, и вы пересаживаетесь на другое место, и вас вдруг охватывает радость, вы ложитесь на песок и чувствуете, что все прекрасно и весь мир принадлежит вам. Вы нашли себе место, которое было вам предназначено и которое ждало вас.
     Эмануэль погасил сигарету, осторожно прижав ее к песку, и закопал окурок.
     - Хорошо, предположим, что так оно и есть, - сказал он, - и каждый ищет то место, которое ему по душе. Но как можно узнать будущее по камешкам?..
     - Я не сумею вам объяснить. Это Божий дар. Вот я смотрю на камни и камешки и вдруг вижу что-то... Но я начал рассказывать о Вэлимэреску, увлекся разговором и позабыл о нем. Я сейчас расскажу вам, как все было. Осмотрев место, я вдруг увидел плохой камень, несчастливый камень. Он был наполовину засыпан песком, и по тому, что он зарылся в песок, обратив черный угол к югу и злобно ухмыляясь, я понял, что молодые люди недолго пробудут здесь. Но только когда я взял его в руки и оглядел со всех сторон, я понял, сколько зла в нем скрыто. Сегодня или завтра они получат телеграмму и уедут... Жаль! - вздохнул он, надвигая шляпу на лоб.
     Эмануэль слушал сосредоточенно, пристально вглядываясь в глаза своего собеседника. Когда он замолчал, Эмануэль опустил обе руки в песок и стал играть и рыться в нем.
     - Ужасно то, что можно догадаться о таких печальных и трагических вещах...
     - Не всегда печальных, - перебил его Бельдиман. - Вот, например, сегодня утром, когда я гулял по пляжу, меня поразила фигура одной молодой женщины. Она сидела молча среди веселой и шумной компании, глядя на море, а временами поворачивала голову и украдкой посматривала на соседнюю семью, на детей. Я следил за ней больше часа, пока не заметил, что она встала и ушла одна. Тогда я подошел к тому месту, где она сидела, и осмотрел его. Я чувствовал, что остальные члены компании с любопытством разглядывают меня и делают знаки друг другу, но мне много лет, и я ко многому привык. И вдруг я все понял, словно прочитал по книге. Эта молодая женщина уже несколько лет была замужем, но детей у нее не было. Ей хотелось их иметь, но их не было. И недавно кто-то, может быть врач, сказал ей, что, возможно, у нее никогда не будет детей. Но они оба ошиблись, и она, и врач. У нее будут дети. И не один, и не два. Четверо... Так что, как видите, иногда я узнаю и добрые вести.
     - И вы не догнали ее и не сказали ей об этом? - спросил Эмануэль.
     Бельдиман улыбнулся и покачал головой:
     - Нет. Так нельзя. Ведь я не профессиональный гадальщик. И я не должен вмешиваться в жизнь другого, неизвестного мне человека и сообщать ему вести, о которых он меня не просил. К тому же я могу и ошибиться. Я знаю, что ошибся однажды. Правда, это было в горах, у Горячего Камня. Скала, которая сотни лет не сдвигалась с места. Но я думал, что и там я смогу что-нибудь увидеть по тому, как сядет человек - лицом или спиной к скале. По правде говоря, я многое увидел, но самого главного прочитать не смог, и, значит, можно сказать, я ничего не понял. Я был с целой группой людей. Это не были мои друзья. Я встретил их на дороге...
     Если бы он поднял глаза, то увидел бы, что Эмануэль его не слушает. Он то и дело менял положение и часто, глубоко затягивался сигаретой.
     - Так что, как видите, я могу и ошибиться, - закончил свой рассказ Бельдиман.
     - Мне бы не хотелось, чтобы вы меня неправильно поняли, - вдруг сказал Эмануэль, - и подумали, что я любопытен и нескромен. Но, видите ли, со мной впервые происходит такая поразительная вещь - как вам сказать? - встреча с гадальщиком на камнях.
     - Я знаю, чего вы хотите, - прервал его Бельдиман. - Вы хотите, чтобы я вам погадал.
     - Совершенно верно.
     - Да, но я не знаю, имею ли я на это право, - с вежливостью продолжал Бельдиман. - Я не могу вмешиваться в судьбу других. Такого права мне не дано. Я могу прочитать по камешкам, что случится с тем или иным человеком моего круга, но, кроме исключительных случаев, я никогда не говорил человеку то, что узнал.
     - Быть может, это тоже исключительный случай, - настаивал Эмануэль. - Я пробуду здесь всего несколько дней. А потом уеду за границу. В Стокгольм. На консульскую службу. И кто знает, когда я вернусь обратно...
     Бельдиман сдвинул шляпу на затылок и долго испытующе глядел на него.
     - Хорошо, коли так... Но знаете, - добавил он быстро, - знаете, я скажу вам только начало.
     - Что я должен сделать?
     - Тихонько встаньте, пройдите вот здесь, - произнес он, рукой указывая направление, - и сядьте возле меня...
     Когда он сел, Бельдиман встал на колени и, как только мог дальше, вытянулся, опершись на руки. Некоторое время он оставался в этой позе. Потом протянул руку и взял книгу.
     - "Путь по воде", - прочел он вслух заглавие. - Что это за книга? - спросил он, обернувшись к Эмануэлю.
     - Это роман. Мне нечего было читать, и я купил его в Констанце...
     - Он не принесет вам удачи, - сказал Бельдиман, бросая книгу на песок.
     - Но ведь вы говорили, что читаете только по камешкам...
     - Это правда, но по тому, как лежала книга, по этой сломанной ракушке, которая смотрит на юг, и по камешкам, которые лежат на пути к счастью... Странно, - добавил он смущенно, потирая подбородок. - Я не совсем понимаю, что происходит. Я вижу двух девушек, которые должны принести вам беду, и не понимаю почему: ведь вам не суждено влюбиться ни в ту, ни в другую. Но эти девушки вам действительно принесут несчастье... И вот что странно, - продолжал он после паузы. - Одну из них вы должны встретить где-то на катке или на улице, покрытой льдом, она поскользнется, вы помчитесь ей на помощь, но тут как из-под земли появится другая девушка и поднимет ее. Вам захочется что-то сказать, а на вас нападет приступ смеха...
     - Господин Бельдиман! - воскликнул Эмануэль, кладя ему руку на плечо. - Вы необыкновенный человек! Вы волшебник или ясновидец, это очевидно. Но вы никогда не сможете убедить меня, что все это прочли по камешкам и ракушкам на берегу...
     Он замолчал, словно у него вдруг пропал голос, и начал судорожно глотать. Он слегка побледнел и машинально проводил рукой по волосам.
     - ...Потому что все, что вы мне сейчас говорите, - наконец произнес он, - уже произошло...
     - Это невозможно, - перебил его Бельдиман. - Совершенно невозможно. Если это уже произошло один раз, то произойдет и другой.
     - Вы не поняли меня, - сказал Эмануэль, пытаясь улыбнуться. - Это произошло во сне, в моем воображении...
     Бельдиман снова надвинул шляпу на лоб и, нахмурившись, с любопытством взглянул на него.
     - Видите ли, - сказал Эмануэль, закурив новую сигарету. - Часа два или три тому назад, когда я пришел на пляж и стал читать этот роман, я вдруг поймал себя на том, что потерял нить повествования. Не знаю, действительно ли мне захотелось спать, но я растянулся на песке и закрыл глаза. И вдруг я увидел себя на хорошо знакомой улице, в Бухаресте, в разгар зимы, и у меня на глазах упала девушка. Это была молодая женщина в темно-синем пальто и берете, и, когда она упала, берет слетел с нее и покатился по тротуару. Я перешел улицу, чтобы ей помочь, но в тот же миг из какого-то двора вышла другая девушка и помогла ей встать. Я собирался в шутку сказать: "Вот падшая женщина", как вдруг услышал, что девушка произносит те же слова. На какой-то миг я потерял дар речи, потом рассмеялся... И вместе со смехом исчезло видение.
     - Может быть, это и было видение, - сказал Бельдиман, - но вы его переживете и увидите наяву. И очень жаль, потому что эти девушки не принесут вам счастья.
     Эмануэль пристально смотрел на него со странным выражением, словно не понимая.
     - Это удивительно, - сказал он. - Вам удалось увидеть то, что я вообразил себе два или три часа тому назад. Каким чудом вы сумели увидеть все это, не понимаю. Но я не могу поверить, что вы угадали все это по песку и камешкам...
     Бельдиман некоторое время молчал, словно пытался найти другие знаки.
     - Дай Бог, чтобы я ошибся, - сказал он наконец. - Во всяком случае, если вам вскоре встретятся две девушки и одна из них будет помогать другой встать на ноги, бегите от них как можно скорее. Они не принесут вам счастья.
     Он тихонько встал и пошел за своей курткой.
     - Как вы сказали вас зовут?
     - Эмануэль. Александру Эмануэль. Но домашние и друзья зовут меня Санди.
     - Странно, - сказал Бельдиман, набросив куртку на плечи. И, ничего больше не сказав, не попрощавшись, медленно пошел к морю.
     
     Эмануэль с грустью отворил окно. Небо серое и низкое, море теряется в дымке.
     Он спустился в холл. Арон, племянник хозяина, помахал ему из-за своего стола.
     - Вам телеграмма, - сказал он. - Только что принесли...
     Эмануэль взял телеграмму, с волнением и недоверием прочел имя и адрес, повертел в руках и спросил:
     - Только одна телеграмма? Я хочу сказать: не было ли еще телеграмм? Господину Вэлимэреску, например?
     - Нет, я получил только эту телеграмму.
     - А вчера вечером, - настаивал Эмануэль. - Быть может, господин Вэлимэреску получил телеграмму вчера вечером?
     Арон на секунду задумался.
     - Нет, - ответил он, - я не припомню.
     Эмануэль сунул телеграмму в карман, сделал несколько шагов к двери, но тут же вернулся.
     - Вы знаете господина Бельдимана? - спросил он.
     - А, и вы тоже его встретили? Чудеса, да и только. Вообще-то он не любит разговаривать с дачниками. Сторонится людей. Он любит гулять один.
     - А что он за человек? Я хочу сказать: что известно о нем? Что говорят люди?
     Арон пожал плечами и стал играть карандашом, поднося его то к подбородку, то к нижней губе.
     - Как вы понимаете, о таких людях, как он, ходит много всяких толков. Он странный человек. Одни говорят, что он убил свою жену, когда был смотрителем на маяке в Тузле. Другие, напротив, считают, что с тех пор, как у него утонула жена, он стал отшельником и живет как бы в мире ином...
     - А что-нибудь еще о нем известно? - настаивал Эмануэль. - К примеру, нет ли у него какого-нибудь особого свойства, необычного дара?..
     - Какого дара?
     - Да не знаю! Ну, может быть, он умеет гадать на... Предсказывать будущее...
     Арон решительно покачал головой:
     - Нет, об этом я не слышал. Говорят разное: что он получил в наследство невероятное состояние и что у него денег куры не клюют, что женщина, которая утонула, будто бы не была его женой... Говорят самые разные вещи...
     - Что-нибудь связанное с камнями? - перебил его Эмануэль.
     - С камнями? Какими камнями? Драгоценными?
     - Я и сам не знаю. Я просто спросил...
     - Может быть, и с камнями, если правда, что он получил это огромное наследство за границей...
     Эмануэль улыбнулся, закурил сигарету и направился к двери. Когда он ступил на тротуар, жара ударила ему в лицо. После минутного колебания он пошел по дороге в сторону пляжа. Пройдя метров двести, он опять остановился, пересек улицу и зашел к Видригину. И только после того, как выпил две чашки кофе и кончил читать газеты, вынул из кармана телеграмму и развернул ее. Лицо у него просияло, и он засмеялся. Телеграмма была от Алессандрини, из Констанцы. Он звал его сегодня вечером на ужин. Нетрудно догадаться почему. Наверняка из Бухареста неожиданно приехали друзья.
     
     Когда он вернулся в гостиницу, начался дождь. Пыль тут же впитывала большие теплые капли. Он пообедал без всякого аппетита под шум дождя, который все усиливался. Автобус уходил в пять часов. Он поднялся к себе в комнату и лег.
     Когда он опять спустился в холл, шел мелкий и частый осенний дождь. Чтобы не ждать под дождем автобуса, он сел на диван, положил плащ на колени и закурил. Он искал глазами пепельницу и вдруг увидел в дверях мальчика-почтальона, который отряхивал капли с плаща. "Значит, ужин отменили!" - подумал Эмануэль и подошел к портье.
     - Нет-нет, это не вам, - сказал Арон. - Это для господина Вэлимэреску...
     Эмануэль смотрел на него напряженно улыбаясь, потом вернулся к своему дивану и принялся курить с отсутствующим видом. Время от времени он поглядывал на стенные часы. Когда пробило пять, он облегченно вздохнул. Оставив плащ на спинке дивана, он подошел к столу, чтобы выбрать себе журнал среди старых номеров. Начало смеркаться, и Арон зажег большую лампу, которая висела как раз над столиком с журналами. Холл озарился мрачным, печальным, пыльным светом. Мимо, не замечая его, прошел Вэлимэреску и направился к портье. Эмануэль застыл с журналом в руках, боясь пошевелиться.
     - Я пришел сообщить вам, что должен уехать, - услышал он его голос.
     Арон попытался что-то сказать, но Вэлимэреску прервал его громко, раздраженно:
     - Знаю, знаю. Вы правы. Но это не по моей вине. Это исключительный случай. Я покажу вам телеграмму...
     Эмануэль с целой кипой журналов вернулся на диван. Он принялся листать их, рассеянно вглядываясь в некоторые снимки, не понимая ничего. Вдруг он с шумом опустил на диван всю кипу журналов и подошел к портье.
     - Если бы я знал сегодня утром, - ворчал раздосадованный Арон. - Я отказал пятерым клиентам. Телеграмма могла бы прийти на шесть-семь часов раньше.
     - Повестка о призыве, - произнес Эмануэль с важностью.
     - Не понял!
     - Я сказал: он получил повестку...
     - Нет, это было что-то другое. Телеграмма из суда. Срочно явиться двадцатого августа в восемь утра в суд. Значит, послезавтра утром...
     - В восемь утра в суд, - повторил изумленно Эмануэль. - А я думал, что суды распущены на лето, - добавил он. - В таком случае он уедет один...
     - Нет, они оба уезжают, - раздраженно ответил Ароп.
     Эмануэль наблюдал, как он кладет левую руку на книгу записей, погружает перо глубоко в чернильницу и начинает каллиграфически выводить букву за буквой.
     - Вы что-нибудь хотели? - спросил он, подняв голову.
     - Ах, да, - спохватился Эмануэль, словно очнувшись ото сна. - Я хотел спросить, не знаете ли вы, где я могу найти господина Бельдимана.
     - В это время? - удивился Арон, взглянув на часы. - Ума не приложу.
     Эмануэль вернулся к дивану, взял журналы, плащ и пошел к себе в номер. Но, сделав несколько шагов по лестнице, раздумал, положил журналы на стол, надел плащ и вышел на улицу. Дождь продолжал мелко сеять, фонари были зажжены. Эмануэль направился к пляжу. Море тонуло в густом тумане, но волны накатывались на берег одна за другой еще быстрее, чем раньше. Он был не один. На молу гуляли две пары, удрученные плохой погодой. Какой-то молодой человек только что вышел из воды и надевал дождевик поверх мокрого купального костюма. По пустынному пляжу, твердо ступая, шагал человек. Засучив брюки, он шел босиком по самой кромке берега, омываемой волнами. Эмануэль остановился, быстро разулся, закатал брюки и побежал следом за ним. Когда он был уже в нескольких шагах, человек вдруг обернулся.
     - Ах! - воскликнул Эмануэль, не в силах сдержать разочарования. - Я думал, что вы господин Бельдиман. Издалека я принял вас за господина Бельдимана.
     Человек улыбнулся, но ничего не сказал.
     - До свидания! - Эмануэль.
     Снова очутившись на молу, он отряхнул песок с ног, опустил брюки и, держа ботинки в руках, пошел к Видригину. Терраса и обе залы были битком набиты дачниками. Кое-кто из посетителей с улыбкой наблюдал, как он идет по ресторану босиком, в плаще поверх элегантного костюма и с черными туфлями в руке. Не было ни одного свободного столика, и Эмануэль направился к стойке, сел на табурет и носовым платком принялся вытирать ноги. Обувшись, он снял плащ, положил его на край стойки и спросил кофе. Он пил его, сидя на табурете, задумчиво покуривая, наблюдая, как с плаща стекают капли.
     - На террасе освобождается столик, - шепнул ему Видригин, проходя мимо. - Что-нибудь еще?
     - Принесите мне коньяку.
     За соседним столиком, на террасе, кто-то из сидящей там компании сделал ему знак рукой. Эмануэль, улыбаясь, поздоровался, но не двинулся с места, ожидая Видригина.
     - Вы знаете господина Бельдимана? - спросил он, вынимая бумажник и расплачиваясь.
     - Знаю, но не очень близко, - сказал Видригин. - Он здесь не бывает. Сотрудничает с моим конкурентом. Надеюсь, вы поняли, кого я имею в виду, - добавил он, подмигивая. - Это клиент Трандафира. Вы найдете его у Трандафира.
     Эмануэль быстро выпил коньяк и вышел. Совсем стемнело, и свет фонарей казался не таким зловещим под холодным и мелким дождем. У Трандафира народу было мало, и почти одни местные жители. Там не было радио, но был граммофон. Когда он вошел, Трандафир как раз поставил новую пластинку "Голубое небо". Эмануэль остановился посреди зала и стал один за другим осматривать столики.
     - Я ищу господина Бельдимана, - сказал он официанту, который подошел, чтобы принять заказ.
     - Сегодня я его не видел. В очень плохую погоду он к нам не приходит. Отправляется к себе на виллу... Что вам принести? - спросил он.
     - Коньяк.
     Он поискал глазами столик в стороне и задумчиво сел.
     - Да, - объяснил ему Трандафир спустя несколько минут, - когда идет дождь или снег или плохая погода, особенно зимой, господин Бельдиман уезжает на большую виллу. В остальное время его можно найти или дома, то есть в доме его первой жены, возле примэрии, или здесь у нас, или на пляже...
     - Но где находится его вилла? Может быть, я заеду туда?
     - Ах, - ответил Трандафир, качая головой, - это далеко, у Тузлы. А сейчас, в такой дождь, ни одна машина не повезет вас. Дороги плохие, фонарей нет... Там, на вилле, полное запустение, - добавил он.
     - А как же он туда добирается?
     - Ну, это совсем другое дело. Он всегда знает, когда наступит плохая погода, пойдет дождь или разразится буря, и уезжает вовремя. Иногда пешком, а иногда и на автобусе, который подвозит его совсем близко...
     - А как он определяет, что наступит плохая погода?
     - А, это долгая история. Он был моряком. И смотрителем на маяке в Тузле. Он знает погоду, знает, чего ждать...
     - Вы хорошо с ним знакомы? - спросил Эмануэль после небольшой паузы.
     - Я знал его, когда еще жива была его первая жена. Значит, больше тридцати лет.
     - Что это за человек? - допытывался Эмануэль. - Это правда, что у него есть особый дар, что он умеет угадывать будущее?
     - Ах, - произнес Трандафир с многозначительной улыбкой. - Господин Бельдиман знает все. Я говорю, он был моряком.
     
     Уже перевалило за полночь, когда он решил наконец вернуться в гостиницу. Дождь несколько поутих, но мол и пляж давно опустели. Напрасно прогуливался он по молу, ожидая, что появится кто-нибудь, с кем можно будет поговорить. Слышен был лишь шум волн, все более яростных, и временами поскрипывание буйка. Когда от Видригина выходили посетители, до мола доносились обрывки джазовой музыки, молодые голоса, смех.
     Перед гостиницей остановилась машина, и Эмануэль ускорил шаг.
     - Нет, - отказал ему шофер. - Я из Констанцы. Привез одного господина и еду обратно.
     - Это-то мне и нужно! - воскликнул Эмануэль, сильно волнуясь. - Отвезите меня в Констанцу.
     Шофер взглянул на него с любопытством. И, как ему показалось, ответил с некоторым усилием.
     - Это будет вам стоить целое состояние, - сказал он. - В какую часть города?
     - К господину Алессандрини. На улицу...
     - Я знаю, - сказал шофер, распахивая дверцу. - Пожалуйста.
     Когда они доехали до Констанцы, дождь прекратился. Огни порта сверкали необычайно ярко, на улицах сильно пахло морем и мокрой травой. Дом Алессандрини еще был освещен. Эмануэль расплатился с шофером, взбежал по каменным ступенькам и сильно нажал на кнопку звонка. Спустя долгое время голос старой женщины спросил с недоверием, кто ему нужен.
     - Это я, господин Санди, Санди Эмануэль.
     Кухарка повернула ключ и открыла.
     - Они ждали вас до недавнего времени, - сказала она. - А теперь все пошли в "Альбатрос".
     - Кто они? Из Бухареста?
     - Нет. Артисты. Сдается мне, что среди них есть и художники. Они приплыли из Балчика на яхте, сегодня утром.
     - А сколько среди них дам? - быстро спросил Эмануэль.
     - Две или три.
     - Подумайте хорошенько, - настаивал Эмануэль. - Две или три?
     - Три, - ответила кухарка после непродолжительного молчания. - Сначала пришли две, потом еще две, но одна из барышень ушла перед обедом. Я и не знаю, когда она ушла...
     - Так, значит, три. Хорошо! - И быстро сбежал по ступенькам.
     Перед "Альбатросом" он в нерешительности прогуливался некоторое время, засунув руки в карманы плаща. Когда он решился войти, дверь внезапно распахнулась и швейцар вытолкнул на тротуар двух пьяных матросов. Эмануэль быстро повернулся спиной и перешел улицу. Но через несколько минут вернулся, вошел внутрь, оставил плащ в гардеробе и купил пачку "Лаки Страйк".
     - Выступает мадемуазель Одетт, - сказал ему швейцар.
     Он закурил и стал ждать у двери окончания песни. Когда раздались аплодисменты, он на цыпочках вошел в зал. Алессандрини восседал на почетном месте в окружении мужчин и дам всех возрастов; некоторые из них были одеты небрежно и пестро, как на пляже, другие подчеркнуто корректно, даже элегантно. Увидев его, Алессандрини встал из-за стола.
     - Ваше превосходительство! - закричал он, размахивая рукой.
     Но Эмануэль вдруг повернулся, вышел из зала, спросил в гардеробе свой плащ и, подойдя к швейцару, вложил ему в руки деньги и предложил сигарету "Лаки Страйк".
     - Я пришел повидать господина Бельдимана, - прошептал он, - но я его не вижу. Может быть, он ушел?
     - Не думаю, - сказал швейцар. - Мариэтта, - крикнул он гардеробщице, - ты не видела случайно господина Бельдимана?
     - Он ушел, - ответила гардеробщица. - Ушел часа в два. Он не пьет и не курит, - добавила она, значительно улыбаясь. - Он приходит ради представления.
     - Я имею в виду господина Василе Бельдимана, - пояснил Эмануэль.
     - Мы его хорошо знаем, - сказал швейцар. - Когда ему становится скучно на вилле, он приезжает в Констанцу, в свой дом на Порумбари, и примерно раз в два-три дня заходит к нам. Ради представления...
     Алессандрини распахнул дверь и картинно застыл на пороге, раскрыв объятия, готовый расцеловать его.
     - Ваше превосходительство! - воскликнул он. - Наконец-то!..
     - Я сейчас вернусь, - сказал Эмануэль, направляясь к выходу. - Мне надо увидеть Бельдимана.
     - Он был здесь с нами, за нашим столом, - сообщил Алессандрини, раздельно и с некоторым затруднением выговаривая слова. - Если бы вы пришли на час или на два раньше, вы бы его застали.
     - Я сейчас вернусь, - повторил Эмануэль и вышел на улицу.
     Он поднял воротник плаща и быстрым шагом, наугад выбирая улицы, отправился бродить по городу. Примерно через полчаса он вдруг остановился, словно о чем-то вспомнив, и пошел в сторону набережной. Когда он вступил на набережную, часы пробили четыре, но было еще темно и небо покрыто облаками. Высокие черные волны накатывались на берег и разбивались с оглушительным шумом. Он долго стоял в задумчивости, глядя на них, нотом нашел скамейку и сел. Ему было холодно, и, чтобы согреться, Эмануэль стал дуть на пальцы, потом закурил сигарету. Он чувствовал, как его донимает усталость, и прислонился головой к спинке скамейки. Однако ему не удалось заснуть. То и дело высокие волны бились о берег, и его основательно обрызгивало пеной. Он встал, потянулся, глубоко вздохнул и решительным шагом направился в "Альбатрос". Перед тем как войти, он еще раз взглянул на часы. Было без четверти пять.
     В баре было пусто. За столиком, прикрыв лицо ладонями, его поджидал Алессандрини.
     - Ах! - воскликнул он, завидев Эмануэля. И долго молча вглядывался в его глаза.
     - Пожалуйста, не сердитесь, но речь идет о чем-то действительно важном, - сказал Эмануэль, подвинув стул и садясь рядом с ним. - Могу ли я доверять вашей наблюдательности и памяти? Вы можете поклясться, что помните обо всем, что случилось сегодня вечером?
     Алессандрини слушал угрюмо, но постепенно лицо его оживилось, и он мечтательно улыбнулся.
     - Она говорила то же самое, - сказал он. - Я словно слышу ее слова.
     - Кто говорил то же самое? - перебил его Эмануэль, слегка побледнев.
     - Она. Адриана, Ариана, - прошептал Алессандрини, продолжая улыбаться. - Она говорила не переставая. Вначале я думал, что ее зовут Адина. Но я ошибся. Ее звали Ариана. Или Адриана...
     Эмануэль вынул пачку сигарет, но раздумал курить и смиренно положил ее на стол.
     - Это очень важно, - заговорил он. - Пожалуйста, скажите мне прямо, могу ли я положиться на вас?
     Алессандрини повернулся к нему лицом и внезапно разразился смехом.
     - Вы просто невероятны! - воскликнул он, с трудом переводя дух. - Вы просто-напросто невероятны, - повторил он, качая головой.
     Потом улыбка у него погасла и, сложив руки на столе, он опустил голову и углубился в свои мысли. Эмануэль в нерешительности молча смотрел на него. В конце концов он взял со стола пачку с сигаретами и стал нервно мять ее пальцами.
     - Алессандрини, - серьезно произнес он, - речь идет об очень важном деле. Скажите мне, пожалуйста: может ли быть, что сегодня вечером здесь или у вас на вилле одна из ваших приятельниц поскользнулась и упала, а когда кто-то из вас бросился ее поднимать, то увидел, что около нее уже стоит другая дама или барышня и помогает ей встать.
     Алессандрини пытался слушать, но вскоре отказался от этой затеи и решительно покачал головой.
     - Нет, - перебил он, - вы меня не поняли. Речь шла вовсе не о том. Я хотел сказать совсем другое.
     - Быть может, она поскользнулась во время танца, - продолжал Эмануэль, заметно волнуясь, - или кто-нибудь ее нечаянно толкнул, ока споткнулась и упала на паркет...
     - Нет, никто не падал. Но постойте, история на этом не закончилась. Они еще не уехали. Они отправились на виллу, чтобы принять душ и переодеться. Яхта отплывает не раньше десяти. Ждут вас.
     - Меня? - удивился Эмануэль. - Но я их даже не знаю...
     - Это идея Адрианы, - мечтательно произнес Алессандрини. - Арианы. Она вас увидела, когда вы заглянули сюда сегодня ночью. Ах, ваше превосходительство, - воскликнул он с пафосом, - какая это изумительная женщина! Клянусь, ей было достаточно взглянуть на вас, ей было довольно какой-то доли секунды...
     Эмануэль рассеянно открыл пачку и тихо вынул сигарету.
     - Я не совсем понимаю, - сказал он. - Не вижу, какая здесь может быть связь.
     - Она только взглянула на вас, а потом нам целый час про вас рассказывала. Какой ум! Она сразу вас раскусила. Она все говорила: "Этот молодой человек меня боится! Он меня избегает!"
     Эмануэль закурил сигарету и с жадностью затянулся.
     - Мне незачем ее избегать! - сказал он. - Я ее даже не знаю. Не знаю, как она выглядит.
     - Она-то хорошо вас знает, - сказал Алессандрини. - Она сразу поняла, что вы ее боитесь. Я хотел послать Джиба, чтобы он вас разыскал, мне казалось, что вы на набережной, но она, Адриана, не дала мне это сделать. "Ничего, сказала она, мы его подождем и завтра утром возьмем с собой в Балчик..."
     - Но это нелепость! - воскликнул Эмануэль и засмеялся. - Вы прекрасно знаете, что я не могу поехать, что через две недели я должен быть в Стокгольме.
     - Ока говорила то же самое - Ариана, - сказал, улыбаясь, Алессандрини. - Она говорила: "А если он не захочет плыть с нами в Балчик, ничего страшного: через две недели мы встретим его в Стокгольме".
     - В Стокгольме? - воскликнул Эмануэль. - Но зачем ей в Стокгольм?
     - Не знаю. Я у нее не спросил. Но ведь я вам говорил: это необыкновенная женщина. Она вас тут же раскусила... Хотите кофе? - повернулся он к Эмануэлю. - Я еще посижу здесь. Я поджидаю Толстомордика.
     Эмануэль с отсутствующим видом кивнул головой.
     - Но кто она такая? - вдруг спросил он изменившимся голосом, словно пробудившись ото сна. - Как ее зовут?
     - Ах, - ответил с важностью Алессандрини, - этого я не знаю. - Кажется, она называла мне свое имя, но я не запомнил. Вначале я думал, что ее зовут Адина. Но Адина была другая, та, что ушла. Впрочем, я думаю, она отправилась в Мовилу разыскивать вас, - добавил он задумчиво. - Она сказала, что знает вас, и даже очень хорошо.
     - Адина? - изумился Эмануэль. - Адина, а дальше как?
     Алессандрини пожал плечами:
     - По правде говоря, я не запомнил ее имя. Но она говорила, что знает вас очень хорошо, что, если бы не одно событие в вашей жизни, вы бы обручились.
     - В таком случае она принимает меня за кого-то другого! - воскликнул Эмануэль с внезапно просиявшим лицом.
     - Нет, не думаю, - возразил Алессандрини. - Она рассказала нам о вас целую историю. И если хорошенько вдуматься...
     Но он не успел закончить фразу. Он увидел в дверях Толстомордика и сделал ему знак рукой. Толстомордик не спеша подошел к ним, переваливаясь и улыбаясь.
     - Так, значит, вы и есть тот самый человек, о котором столько разговоров, - сказал он, усаживаясь и с интересом разглядывая Эмануэля. - Я представлял вас другим...
     - Ты можешь ему обо всем рассказать, - разрешил Алессандрини. - Я его подготовил.
     Эмануэль смущенно улыбнулся и, не зная, что сказать, протянул через стол сигареты.
     - Нет, спасибо, я больше не курю, - сказал Толстомордик. - Я курил всю ночь... Так, значит, это вы, - продолжал он, глядя на него и странно улыбаясь.
     - Не виляй, - перебил его Алессандрини. - Я сказал тебе, что я его подготовил.
     - Сударь, - произнес Толстомордик, обращаясь к Алессандрини, - никогда не верьте словесным портретам, которые составляют женщины. Если хотите узнать, как выглядит тот или иной человек, спросите у мужчины. Я, например, если бы спросил у вас, вместо того чтобы слушать Адину, тут же и признал бы его.
     Алессандрини взял Эмануэля за руку и прошептал, указывая на Толстомордика:
     - Если я правильно понял, Адина его невеста.
     - О нет! - возразил Толстомордик с горькой улыбкой. - Я знаю, что так говорят, но это не правда. Возможно, если бы не одно событие в нашей жизни... Но в конце концов, что было, то было. Не будем ворошить прошлое... Она уехала в Мовилу разыскивать вас, - добавил он после короткой паузы, развернувшись к Эмануэлю. - Она говорила, что вы давно не виделись. Все спрашивала себя, узнаете ли вы ее после стольких лет...
     Эмануэль внимательно слушал, пытаясь понять. Он провел рукой по лицу, словно хотел нащупать и обрести самого себя, потом снова рассмеялся.
     - Я думаю, что здесь какая-то путаница, - произнес он наконец, стараясь казаться безразличным.
     - Что я тебе говорил? - с торжеством спросил Алессандрини у Толстомордика. - Я говорил тебе, что Адриана его тут же раскусила. Ей было достаточно одного взгляда.
     - Да, любопытно, - сказал Толстомордик, пристально вглядываясь в Эмануэля. - Хотя я и хорошо его знал, Адина описала мне его так, что я не смог бы догадаться, что это он. А Царица только раз увидела его в дверях.
     - Долю секунды! - подхватил Алессандрини. - Какая изумительная женщина! Какой ум!
     - Царица? - повторил Эмануэль.
     - Да, мы ее так в шутку величаем, - пояснил Толстомордик.
     - Ариана, - прибавил от себя Алессандрини. - Я объяснил вам, кто это.
     - Но кто она? Как ее зовут? - в отчаянии закричал Эмануэль.
     - Адриана, - произнес Толстомордик. - Еще несколько месяцев тому назад она была Адрианой Паладе, а сейчас, после развода, снова стала Адрианой. Или Царицей, как мы ее величаем. Она близкая приятельница Адины. Они познакомились прошлой зимой на катке и с тех пор неразлучны.
     - Это изумительная женщина! - снова воскликнул Алессандрини.
     Эмануэль уставился в пустоту.
     - На катке, - тихо повторил он больше для себя.
     - Ты можешь сказать ему и остальное, - настаивал Алессандрини. - Я его предупредил.
     С величайшим усилием Эмануэль поднялся со стула.
     - Я должен идти, - сказал он, пытаясь улыбнуться. - У меня автобус в восемь утра...
     Но Алессандрини схватил его за руку и удержал на месте:
     - Что с вами? Разве я не сказал вам, что мы все едем в Балчик?
     Эмануэль замотал головой.
     - Это невозможно! - сказал он. - У меня снята комната в Мовиле. И мне остается прожить там неделю. А затем - в Бухарест и за дела...
     Оба его собеседника вдруг рассмеялись. Толстомордик смеялся негромко, почти бесшумно, слегка прикрыв глаза, а Алессандрини, казалось, сотрясал глубокий внутренний рокот, пока он не захлебнулся от смеха и не стал кашлять.
     - Вы просто-напросто изумительны! - наконец с трудом выдавил он из себя.
     И тыльной стороной ладони принялся вытирать слезы. В этот момент бармен принес кофе. Алессандрини схватил с подноса стакан с водой и стал пить.
     - Да, - сказал Толстомордик, опустив глаза, - он и вправду изумительный. Это самое сказала и Царица.
     Эмануэль, красный от волнения, незаметно для себя мял пальцами пачку сигарет.
     - Я не понимаю, что вы хотите сказать, - произнес он медленно и раздельно.
     - Ваше превосходительство! - вскричал Алессандрини с неожиданным энтузиазмом. - Это просто-напросто изумительная женщина! Вы непременно должны с ней познакомиться.
     - От души сожалею, - сказал Эмануэль, - но днем я должен быть в Мовиле.
     Алессандрини внезапно повернулся к Толстомордику.
     - Это все из-за Адины, - сказал он. - Так что, в конечном счете, Адина, возможно, и права...
     Толстомордик опять улыбнулся и принялся пить кофе.
     - Что касается меня, - сказал он, не поднимая глаз, - то я думаю, Адина вольна принять любое угодное ей решение. То, что было в прошлом, меня не интересует.
     Эмануэль снова пытался рассмеяться.
     - Ее зовут не Адиной, - важно произнес Толстомордик. - Адиной зовем ее мы, друзья. Так назвал ее как-то раз Джиб. И с тех пор за ней осталось имя Адина.
     - Он перепутал ее с Адрианой, - вмешался Алессандрини.
     - Да. Он спутал ее с Царицей. А они совсем не похожи.
     Эмануэль продолжал стоять, облизывая губы, глядя то на одного, то на другого.
     - Но ей пришлось по душе это имя, - продолжал Толстомордик, - и она так и осталась Адиной.
     В этот момент Алессандрини вдруг поднял кверху обе руки.
     - Подождите! Подождите! - крикнул он, обращаясь к кому-то, кто собирался войти. - Не входите все, потому что я еще не закончил!
     Эмануэль побледнел и в тревоге обернулся к двери. Молодой человек, светловолосый и веснушчатый, направлялся к их столику. Одет он был небрежно, словно собирался идти на пляж.
     - Царица прислала меня сказать вам, что мы сделаем остановку в Мовиле, - сообщил он, подходя.
     Потом повернулся к Эмануэлю, посмотрел на него с любопытством и улыбнулся.
     - Это Ионицэ, - быстро объяснил Алессандрини. - Талантливый художник.
     Эмануэль взял протянутую над столом руку и рассеянно пожал ее.
     - Я не думал, что он такой, - заговорил Ионицэ. - Я думал, он ниже ростом. И более нервный, - добавил он, смерив его взглядом.
     - Это все влияние Царицы, - сказал Толстомордик. - То, как она обрисовала его сегодня ночью...
     - Нет, - возразил Ионицэ, не отрывая глаз от лица Эмануэля. - Я руководствовался описанием Адины.
     Он подвинул стул и сел.
     - Вы ему все рассказали? - спросил он.
     - У нас не было времени, - ответил Алессандрини. - Он приехал недавно, часов в пять.
     - Царица настаивает, чтобы вы рассказали ему, как он пытался бежать, прыгнув в воду и поплыв к берегу.
     Алессандрини и Толстомордик многозначительно переглянулись, и лица у них осветились словно одной и той же улыбкой.
     - Это было самое интересное, - прошептал Толстомордик, прикрыв глаза. - Расскажите вы, сударь.
     - Ах, нет! - возразил Алессандрини и покачал головой. - Я что-то устал. И я не мастер рассказывать.
     - Он договорился с Толстомордиком подвести яхту как можно ближе к берегу, - сталрассказывать Ионицэ, - и вот - поцелуй, несколько слов: "Прощай! И никогда ты не узнаешь, как я тебя любил!.." - а потом бултых в воду...
     Ионицэ засмеялся, придя в хорошее расположение духа, и опять поглядел на Эмануэля.
     - Но то, что случилось потом, было еще лучше, - вмешался Алессандрини. - Потому что, проплыв около километра, он устал, попытался лечь на спину, и, когда вода вошла ему в рот и нос, он испугался и принялся звать на помощь.
     - Счастье, что вслед за ним прыгнула Царица и все время плыла позади, невидимая, готовая помочь.
     Толстомордик с несколько виноватым видом посмотрел на Эмануэля.
     - Действительно, это было самое интересное, - сказал он. - Жаль, что Адине не удалось послушать...
     - Ах, нет! - воскликнул Ионицэ. - Если бы и Адина была там, Царица не посмела бы вмешаться. Адина считает, что он очень хорошо плавает. А для хорошего пловца один или два километра - сущий пустяк. Если бы и Адина была там, Царица не осмелилась бы сказать, что, проплыв километр, он устал и принялся звать на помощь.
     - Позволь, - перебил его Алессандрини, - но ведь Адриана объяснила нам, что он был очень утомлен, и была права. Посмотрите, как он сейчас выглядит, а ведь еще и шести нет. А несколько часов тому назад? Вспомните рассказ Арианы о том, как он гулял в Мовиле по молу, под дождем, а потом здесь, по набережной, куря сигарету за сигаретой. Он выглядел очень усталым.
     Эмануэль слушал их, старясь делать вид, что это к нему не относится, но краска заливала его лицо.
     - О ком вы говорите? - спросил он резким, пронзительным голосом.
     - Ну, вы словно не понимаете! - воскликнул Алессандрини. - О ком еще мы можем говорить?..
     - Нам поведала сегодня ночью Царица, что произойдет дальше, - пояснил Толстомордик. - Как вы приедете сюда, найдете всех нас и в конце концов позволите убедить себя ехать с нами на яхте в Балчик.
     - Это немыслимо! - перебил его Эмануэль. - Алессапдршш может подтвердить, что ни при каких обстоятельствах я не позволил бы себя убедить...
     - Сразу видно, что вы ее не знаете! - воскликнул Алессандрини.
     - Ну конечно не знает, - подтвердил Ионицэ.
     - В любом случае вы бы поехали вместе с нами на яхте, - продолжал Толстомордик. - Но чувство долга и особенно страх перед Царицей...
     - Я вам в последний раз повторяю, - произнес Эмануэль прерывающимся от волнения голосом.
     - Прошу вас, не прерывайте его! - воскликнул Алессандрини, хватая Эмануэля за руку.
     - Ты плохо рассказываешь, - вмешался Ионицэ. - Ты забыл самое важное: как он сидел на яхте в купальном костюме, - который ему одолжили вы, сударь, - пояснил он, обращаясь к Алессандрини, - дрожа от холода, но не решаясь пошевелиться, потому что Царица обнимала его за плечи и что-то шептала...
     - Ах, какая красота! - воскликнул Алессандрини, закрыв глаза, чтобы лучше вспомнить. - Я словно тоже был там и видел все. Ведь и я играл свою роль в этой истории. Я телеграфировал в гостиницу, чтобы ваши вещи переслали в Балчик.
     - У меня была самая неблаговидная роль, - задумчиво произнес Толстомордик. - Мне было вас жаль, я слышал, что вы уезжаете в Стокгольм вице-консулом, что это ваш первый дипломатический пост, и мне было вас жаль. И я хотел помочь вам выйти из затруднительного положения. Я был у руля. И я подвел яхту на расстояние одного-двух километров от берега...
     Алессандрини схватил его за руку:
     - И я крикнул тебе: "Эй, Толстомордик, лево руля, ты ведешь нас к скалам. Левее!.."
     - И тогда вы прыгнули в море, - продолжал Толстомордик, - и попытались доплыть до берега.
     - Но вы устали, - подхватил Алессандрини, - и, проплыв километр, начали захлебываться и звать на помощь.
     - Царица тоже прыгнула в воду, - перебил его Ионицэ, - но вы этого не видели. Она плыла следом за вами.
     - Счастье, что и Бельдиман был там, - продолжал Алессандрини, - и увидел вас.
     Эмануэль вдруг страшно побледнел.
     - Бельдиман! - вскричал он. - Но что нужно Бельдиману во всей этой истории?
     - Он был там, на берегу, и увидел вас, - продолжал Алессандрини с воодушевлением. - Он крикнул вам, чтобы вы легли на спину, а сам быстро разделся, вошел в воду и поплыл к вам.
     - Но что нужно Бельдиману в этой истории? - снова спросил Эмануэль сурово, хрипло. - Откуда вы знаете о Бельдимане?
     - Как откуда? - удивился задетый за живое Алессандрини. - Он был с нами здесь, сегодня ночью, за этим столом...
     - Но откуда его знает она, Адриана, Ариана?! - воскликнул раздраженный Эмануэль. - Откуда она знает Бельдимана?
     Все трое остолбенели, словно не могли поверить своим ушам.
     - Вот это да! - воскликнул Алессандрини, ударив ладонями по столу. - Это замечательно!.. - И громко рассмеялся, содрогаясь всем телом.
     Эмануэль дико взглянул на него, повернулся спиной и поспешно отошел от стола.
     - До свидания! - крикнул он с порога.
     
     Он мог бы сесть на восьмичасовой автобус, но, подходя к остановке, заметил молодую женщину, и ему показалось, что она поджидает его, сидя на скамейке и делая вид, что читает. Он видел, как она то и дело поднимает глаза от журнала и с любопытством оглядывается вокруг, особенно внимательно присматриваясь к столикам на тротуаре. Эмануэль свернул в первую же улочку, которая попалась ему по дороге, и, увидев парикмахерскую, вошел внутрь.
     Когда он в половине девятого снова подошел к остановке, женщина по-прежнему сидела на скамейке, скучая и листая журнал. Секунду Эмануэль колебался, затем повернулся к ней спиной и принялся искать кафе. Он спросил чаю и выпил его медленно, задумчиво. Небо начинало проясняться, утро обещало быть теплым. Через полчаса он встал из-за стола и не торопясь пошел к автобусной остановке. Женщина нетерпеливо прохаживалась по тротуару. Эмануэль почувствовал, что у него бешено колотится сердце, и, не глядя по сторонам, подошел к автобусу. Нашел свободное место позади шофера и, облегченно вздохнув, сел.
     Около одиннадцати он был в гостинице. Увидев его, Арон помахал ему рукой.
     - У меня для вас приятная неожиданность, - прошептал он, внимательно оглядывая меня. - Я не могу сказать, кто это, но знаю, что это вам доставит радость...
     И, слегка прикрыв глаза, таинственно улыбнулся...
     - Как ее зовут? - строго спросил Эмануэль.
     - Не скажу, а то вы догадаетесь... Она приехала вчера вечером и искала вас повсюду, у Видригина, у Трандафира... Потом ждала здесь, в холле, часов до двух...
     - Ты не мог бы ее описать?
     - Нет, это сюрприз. Она решила не ходить на пляж. И мы договорились, что, как только вы вернетесь, я, не говоря ни слова, пошлю к ней в комнату Марианну...
     Эмануэль внимательно слушал, то и дело облизывая губы.
     - Хорошо, - сказал он, - я сейчас вернусь.
     Он вышел из гостиницы и отправился прямо на пляж. Было жарко, и Эмануэль шел медленно, временами останавливаясь, чтобы передохнуть. Дойдя до мола, он снял пиджак, разулся, положил носки в карман и двинулся дальше. Но, не пройдя и ста метров, остановился, стал искать платок, чтобы прикрыть лоб, потом раздумал и направился к киоску.
     Купив газету, свернул ее так, чтобы можно было надеть на голову наподобие шляпы, и пошел дальше.
     Но вдруг почувствовал чрезмерную усталость, замученность донельзя и сел на край мола. Он сидел долго, глядя на море.
     И вдруг он понял, что за его спиной кто-то стоит, и в испуге обернулся. Встретившись взглядом с Бельдиманом, просветлел лицом и глубоко вздохнул.
     - Я искал вас всю ночь, - быстро заговорил он. - Искал и в "Альбатросе". Я хотел сказать, что вы были правы. Он получил телеграмму и уехал. Вэлимэреску, - пояснил он, видя, что Бельдиман в недоумении на него смотрит. - Телеграмму с предписанием срочно явиться в суд...
     Бельдиман снял куртку и уселся рядом с ним. Он казался погруженным в свои мысли.
     - Это не был призыв на военные сборы, как мы думали, - сказал, улыбаясь, Эмануэль. И поскольку Бельдиман продолжал молчать, он спросил, вдруг понизив голос: - Почему вы мне не сказали? Если вы знали, почему не сказали мне об этом?
     Бельдиман повернулся и с любопытством оглядел его, как будто увидел впервые:
     - А что я должен был вам сказать?
     - Все, что случилось потом. Всю эту путаницу с Алессандрини и его друзьями в Балчике...
     - А, - встрепенулся Бельдиман, словно внезапно что-то вспомнив, - вы говорите об Алессандрини. Я встретил его сегодня ночью в "Альбатросе"... Он должен появиться здесь с минуты на минуту, - добавил он, указывая головой на море.
     Эмануэль проследил за его жестом и увидел яхту, тихо плывущую в километре от берега.
     - Если вы знали, вы должны были меня предупредить, - сказал он, еще сильнее понизив голос. - Речь идет об очень важном, о моей карьере. Это мой первый дипломатический пост, - пояснил он шепотом.
     - Такая, какой вы ее видите, - сказал Бельдиман с гордым блеском в глазах, - она стоит сегодня десять, двенадцать миллионов. А я ее купил два года тому назад меньше чем за четыре миллиона. За бесценок!
     - Она ваша? - спросил изумленный Эмануэль.
     - Была моей, когда я ее купил. Но я купил не для себя. Я купил ее для ветреной Адрианы. Грехи старости! - прибавил он шепотом.
     Словно во сне, Эмануэль протянул руку, нащупал носки и принялся обуваться.
     - Посмотрите-ка, - продолжал Бельдиман, пристально вглядываясь, - она сейчас прыгнет в море и приплывет сюда, к нам. Она всегда так делает, сколько я ее знаю. Потому я и выбрал это место, здесь нет скал. Посмотрите! - воскликнул он с воодушевлением. - Она прыгнула!
     Эмануэль застыл с ботинком в руке, напряженно глядя поверх волн.
     - Я не вижу ее, - произнес он.
     - Она плывет под водой. Но вы скоро ее увидите, минуты через три-четыре, она появится внезапно, здесь, перед нами...
     Дрожа, Эмануэль надел второй башмак. Поправил газету на голове и с трудом встал.
     - Грехи старости! - произнес Бельдиман больше для себя. - Хорошо сказал тот, кто сказал: не имей детей на старости лет...
     Эмануэль стоял рядом, внимательно слушая.
     - Это ваша дочь? - спросил он.
     Бельдиман удивленно поднял на него глаза и улыбнулся.
     - Так считают люди, - сказал он. - И мне тоже приятно так думать...
     - Ее величают Царицей, - прибавил Эмануэль, пытаясь улыбнуться.
     - Да, - серьезно ответил Бельдиман. - Она царственно прекрасна и ничего не боится, да что толку! Ведь живет она на том свете...
     - Я должен идти, - вдруг сказал Эмануэль.
     - На том свете, - повторил Бельдиман, словно про себя.
     - Я очень рад был вас встретить, - сказал Эмануэль, собираясь уходить. - До свидания!
     Но он уже увидел ее: она плыла необычайно быстро метрах в двадцати от берега. Кровь застыла у него в жилах, он не осмеливался сдвинуться с места. Он и не заметил, как снял с головы газету и бросил ее себе под ноги. И тут он понял, что ждет ее, что он счастлив, и улыбнулся ей, но девушка, встретив его взгляд, отвела глаза в сторону, безразлично, отстраненно, словно не узнавая. А несколько мгновений спустя все ее лицо озарила широкая улыбка и она принялась махать рукой туда, где кончался мол.
     - Адина! - крикнула она. - Адина!..
     
     Чикаго, март 1959 года.